Если Евросоюз решит конфисковать замороженные российские активы, Euroclear SA/NV готов подать в суд. Именно так звучит предупреждение, сделанное 15 ноября 2025 года бельгийским финансовым институтом, который хранит на своих счетах €180 миллиардов российских резервов — почти всю сумму, замороженную в ЕС после начала полномасштабного вторжения России в Украину. Это не пустые слова. Euroclear — не государственный орган, а частная компания, и её руководство считает, что любое принудительное изъятие активов нарушит фундаментальные принципы правового порядка, на которых держится вся мировая финансовая система.
Почему Euroclear так боится конфискации
Если вы думаете, что Euroclear — просто бухгалтер, который хранит бумаги, вы ошибаетесь. Эта компания, штаб-квартира которой находится в Брюсселе, обрабатывает 5 миллионов транзакций в день. Её балансы оцениваются в €32,5 триллиона — это больше, чем ВВП всех стран ЕС вместе взятых. И именно здесь, в этих цифрах, кроется суть проблемы. Если ЕС решит забрать деньги, которые Россия положила сюда как резерв, Euroclear может стать мишенью для иска от Москвы. А это значит: не только €180 миллиардов, но и целая волна исков от других инвесторов, которые начнут сомневаться в безопасности своих активов в Европе.
Бельгийские чиновники, по данным International Policy Digest, говорят о «худшем сценарии» — когда один иск против Euroclear перерастёт в кризис доверия к всей европейской финансовой инфраструктуре. Представьте: банк в Праге, фонд в Амстердаме, инвестор в Варшаве — все спросят: «А если завтра ЕС решит забрать мои деньги, что мне делать?»
Политика против права: кто за и против
С одной стороны — Мари-Агнез Страк-Циммерманн, председатель Комитета Европарламента по безопасности и обороне. Она говорит прямо: «Не надо льстить военному преступнику. Европа должна наконец использовать замороженные активы, чтобы поддержать Украину и её свободу». Её позиция отражает настроение большинства граждан ЕС, которые видят в этих деньгах возможность восстановить Харьков, Мариуполь, Бучу.
С другой — Давид Макаллистер, глава Комитета по иностранным делам Европарламента. Он не отрицает моральную сторону, но напоминает: «Важно сохранить единство и доверие ЕС. Пока конфискация не имеет юридической основы, все усилия должны быть направлены на создание устойчивых, легальных механизмов». Его слова — не просто дипломатия. Это призыв к осторожности. В 2022 году ЕС заморозил €220 млрд российских активов по Регламенту 2022/328. Но заморозить — это не значит конфисковать. А разница, как показывает практика, может стоить триллионов.
Решение, которое никто не хотел слышать
И вот появился неожиданный план. В 2025 году трое экспертов — Фен Ослер Хэмпсон, Аллан Рок и Тим Сарджент — предложили не конфисковывать, а вводить приоритетное обременение. Что это значит? Деньги остаются на счетах Euroclear, но Украина получает право на их доходы — проценты, дивиденды, прибыль от продажи облигаций. И только если Россия не выплатит репарации через международный суд, тогда эти средства могут быть использованы для восстановления. При этом — и это ключевое — ЕС и страны G7 берут на себя риски юридических исков со стороны России, создавая общий фонд компенсаций.
Это не идеально. Но это — легально. И, что важнее, это не разрушает систему. «Прямая конфискация — проще, — пишут авторы. — Но простота здесь опаснее, чем сложность».
Что будет в декабре 2025 года
Сейчас всё висит на волоске. Бельгия официально отложила решение до декабря 2025 года. Еврокомиссия ведёт переговоры — не с Москвой, а с Брюсселем. Потому что главный вопрос не в том, что сделает Россия. А в том, что сделает Европа. Если ЕС пойдёт на конфискацию, он рискует: во-первых, потерять доверие инвесторов; во-вторых, столкнуться с исками в международных судах; в-третьих, подорвать основы собственного правового порядка. Если не пойдёт — он рискует потерять поддержку граждан, которые ждут, чтобы деньги с «врага» пошли на восстановление Украины.
Сейчас активы лежат на счетах Euroclear — как статуя в музее: красивая, ценная, но запертая. «Мощные на бумаге, политически заражённые на практике, и пока — вне досягаемости», — пишет International Policy Digest. Но в декабре 2025 года дверь может открыться. Или — навсегда закрыться.
Исторический контекст: почему это не впервые
Конфискация чужих активов — не новость. В 1917 году США заморозили имущество царской России. В 1945 году Германия потеряла зарубежные активы. В 2018 году США конфисковали активы Ирана за поддержку терроризма. Но всё это — действия в условиях войны или при отсутствии международного правопорядка. ЕС — союз, построенный на верховенстве права. И если он начнёт выбирать, кому и когда можно забрать деньги, он перестанет быть моделью для мира. Он станет просто ещё одной силой, где сильный — прав.
Европа стоит перед выбором: быть символом справедливости или стать инструментом политической мести. Первое — долго, сложно, требует терпения. Второе — быстро, громко, но разрушительно.
Часто задаваемые вопросы
Как замороженные активы влияют на стабильность Euroclear?
Euroclear — частная компания, и её репутация строится на надёжности. Если ЕС конфискует активы без согласия владельца, это подорвёт доверие к любой финансовой инфраструктуре Европы. Инвесторы могут начать выводить средства из бельгийских систем, а это вызовет цепную реакцию: падение ликвидности, рост процентных ставок, снижение доверия к евро. Уже сейчас Euroclear хранит €32,5 трлн — и любое нарушение прав собственности может обрушить этот фундамент.
Почему Бельгия настаивает на отсрочке до декабря 2025 года?
Бельгия не хочет быть «последней точкой» в цепочке ответственности. Если ЕС решит конфисковать активы, Россия может подать иск именно против Euroclear — как юридического хранителя. Бельгийские юристы считают, что у них нет полномочий на принудительное изъятие. Декабрь — это срок, чтобы найти юридически устойчивое решение, а не просто политический компромисс. Иначе Бельгия рискует стать «козлом отпущения» для всей Европы.
Что такое «приоритетное обременение» и как оно работает?
Это не конфискация, а залог. Деньги остаются на счетах Euroclear, но Украина получает право на доходы от них — проценты, дивиденды, прибыль от продажи облигаций. Только если Россия не выплатит репарации через международный суд, эти средства могут быть использованы на восстановление. При этом ЕС и G7 берут на себя риски исков от России. Это как страховка: Украина получает деньги, ЕС не нарушает право собственности, а Euroclear остаётся в безопасности.
Может ли Россия подать иск против ЕС за конфискацию?
Да, и это не пустая угроза. Россия уже подавала иски в Европейский суд по правам человека по поводу заморозки активов. Если ЕС перейдёт от заморозки к конфискации, Москва может обратиться в Международный суд ООН или в арбитраж по Договору об энергетической хартии. Шансы на победу России — низкие, но сам процесс займет годы, обойдётся в миллиарды евро на юридические издержки и подорвёт доверие к европейской системе правосудия.
Почему не использовать активы для выплаты репараций напрямую?
Потому что международное право требует, чтобы репарации устанавливались через суд, а не через политическое решение. Конфискация без судебного решения — это не восстановление, а взыскание. И это ставит под угрозу все будущие соглашения. Если ЕС может забрать деньги без суда, то и Китай, и США, и Индия могут делать то же самое. Это не про Украину — это про будущее всей системы международных финансов.
Что будет, если ЕС не примет решение до декабря 2025 года?
Если решения не будет, активы останутся замороженными — и это будет означать, что Европа не готова к жёстким шагам. Украина продолжит получать помощь из бюджетов стран, а не из российских активов. Это снизит давление на Москву, но и ослабит моральный импульс. В долгосрочной перспективе — ЕС рискует потерять авторитет как защитник правопорядка. А Россия получит ещё один повод говорить: «Видите? Запад не держит обещаний».
